Гомеопатия и ветеринарная комиссия в Париже

     Нижеприведенному комментарию предшествует повествование о тщетной попытке д-ра гомеопата Перруселя доказать почтенной ветеринарной комиссии "выгоды лечения животных по гомеопатическому методу", имевшей место быть в Париже в апреле 1862 года

***

     Мораль сей истории такова: супротив рожна прати не подобает; каменной стены лбом не перешибешь, да и хитростями ничего не возьмешь. Нет никакой надобности навязываться в услуги властям и вести совершенно бесполезные атаки на казенную медицину. Оружие слишком неравное. Вот если бы казенная медицина была поставлена в такое же положение, в каком находится гомеопатия, то есть не имела бы ни чинов, ни власти, ни казенных денег в руках, а принуждена была бы действовать во имя истины и пользы общественной исключительно средствами своей науки, - если б она, положим начала с сегодняшнего дня своей жизни сызнова добывать себе доверие общества и правительства собственными средствами и доказательными фактами, - тогда иное дело: тогда конкуренция была бы возможна. 
     Партии были бы равноправны и хоть материально равносильны. Теперь же, когда все материальные и нематериальные средства, отпускаемые правительствами на поддержание медицины, обращены исключительно в пользу одного преданиями, авторитетами и рутиною утвердившегося учения, а другому предоставляют самому пробиваться, как знает, безо всякого содействия со стороны общества, или же только от времени до времени бросают жалкую подачку, как неотвязному нищему, и когда, вместе с тем, это новое учение еще должно идти на суд своего соперника и от него ожидать признания, невозможного без самопожертвования со стороны судьи, то это уж выходит игра не стоящая свеч: в одних руках все тузы и козыри, в других семерки. 
     Все прожектеры, добивающиеся официальных проб над гомеопатиею, донкихотствуют, - прости им, Господи, прегрешение, - и доказывают только, что они плохо понимают настоящий смысл истории гомеопатии. Гомеопатия не может быть сразу и целиком признана никаким факультетом, никакою академией медицины, во-первых, потому что она не от академии исходит: Ганеман не был ни академиком, ни профессором и цех не обязан был поддерживать его, напротив, до сих пор считает священным долгом стереть с лица земли, буде возможно. Во-вторых, - и в главных: гомеопатия не прилаживается к старой медицине, не может входить в ее состав, а имеет странную и непозволительную претензию опрокинуть старое, утвердить самую суть медицины, - фармакологию и терапию, - на совершенно новых началах. 
     Дело ясное, что допустить этого никак нельзя. Будь Ганеман даже вовсе не ученый и не доктор, а простой мужик как Присниц, Шрот и бауншейд, да выдумай просто такую "методу", которая бы удобно прилаживалась к способам, "наукою и веками освященным" и "за великие святые истины" признанным, можно было бы еще сделать снисхождение и, несмотря на незаконность рождения, дать его учению такое же право гражданства в науке, которое дано гидротерапии, Шротовой методе, бауншейтизму, врачебной гимнастике, методе Лероа, электротерапии и прочим тому подобным всеисцеляющим изобретениям. 
     Все эти изобретения справедливо почитаются "обогащениями" и "приобретениями" науки. Они как раз впору укладываются в давно приготовленные коробки с давно знакомыми надписями: средства очищающие, разрешающие, отвлекающие и т.д. Куда же прикажете уложить гомеопатию, когда она ни в одну коробку не лезет! 
     Можно бы, пожалуй, отвести угол в отделении диетической методы, тем более, что известное дело – все успехи гомеопатического лечения следует приписать диете и воображению больных, - да, во-первых, от нелепых капелек и крупинок соблазн будет: во-вторых, гомеопатия дает больным нули, а от врачей требует изучения лекарств. Черт знает, что такое! Нельзя. 
     Что же в таком положении делать гомеопатам? – Да очень просто: продолжать свою посильную честную службу истине на том ограниченном пространстве, которое им великодушно отведено терпимостью, и возложить свое упование на время. Гомеопатия не умрет. Никакая истина не умирает, как бы обстоятельства не искажали ее, а каждая пробивается на свет с великим трудом. 
     И чем знаменательнее истина, чем плодотворнее ее будущность, тем более она должна бороться с препятствиями, дабы вызрела как следует. Надобно не тужить, а Бога благодарить, что гомеопатия не была сразу признана факультетами: усвоивши они перекроили бы ее по-своему и вместо реформы она принесла бы самое обыкновенное "обогащение науки", не переживающее моды на покрой кафтана; сделалась бы безобразным ублюдком, который вскоре стушевался бы совсем или тащился бы под ручку с каким-нибудь бауншедтизмом. Теперь же за гомеопатией по крайне мере остается самостоятельность и, благодаря этой самостоятельности, влияние ее на старую медицину достаточно сильно. Не она принуждена подлаживаться, а к ней старая медицина, несмотря на свой новый физиологический наряд, невольно и себе неведомо приближается. Не гомеопатия заимствует, а у нее ежедневно под шумок таскают средство за средством. И пусть себе таскают на здоровье! Когда переберут столько, что уже нечего уже будет больше заимствовать, нечего будет и утаить, тогда и порешится вопрос, кому где сидеть. 
     Гомеопатам следует помнить постоянный ход гомеопатии с самого рождения: она шла не сверху вниз, а снизу вверх; она распространялась не от кафедр, а через профанов, неучей, через больных и милосердных, помогающим больным, не имеющим доступа к ученой медицине или уже безнадежно покинутым ею; она сильна не громкими титулами и научными аргументациями, а единственно фактами исцеления. Да идет же она своим путем. Гомеопатия будет господствующей медициной. Когда никто уже не захочет более лечиться аллопатически.

Журнал гомеопатического лечения 1862 N22