Лечение крестьян в провинции.

     Со времени уничтожения крепостного права возникло в обществе похвальное стремление сделать хоть отчасти доступным погрязшему в невежестве крестьянину все то, что до сих пор выработано просвещением. Юные силы, в порыве своего стремления и под влиянием негодования на гнет, лежавший до того времени на крестьянине-страдальце, ближним им как и свой брат, увлеклись слишком далеко, как это в подобных случаях бывает всегда. Хотя цель таким образом и не была достигнута, крестьянин все-таки оставался в том же невежестве и в той же грязи, однако похвально начало, к которому всяк отнесется с уважением. С учреждением земства, стремление к образованию крестьян не умолкло, средства для достижения цели употреблялись не жалея, но достигнута ли цель? Земство учредило школы, учредило санитарную систему, но привилось ли то и другое, и можно ли сказать, что эти учреждения принесут ту пользу, которую в порыве гуманного влечения ожидали от них. Нас интересует преимущественно медицинская часть, и потому посмотрим на нее поближе. Рассмотрим основание, на котором она воздвигнута, и постараемся определить, соответствуют ли материальные средства, поглощенные ею, тем результатам, которых она достигла. Необходимо однако прежде нежели мы приступим к нашему предмету: “Лечение крестьян в провинции”, взглянуть на окружающие его обстоятельства и насколько он в зависимости от них, ибо таким образом уясняется нам каковы погрешности в настоящей санитарной системе, и каким образом следовало бы поправить ошибки.
     Всякий, стремящийся приложить сумму знаний, коллективно названных медициной, к делу, о котором ведется речь, должен задать себе следующие вопросы: 1) где должен лечить, 2) кого, 3) что, 4) каким образом? Ответ на первый вопрос разумеется сам собою, в провинции, в уезде на 300, 500 и более верст круга, в деревнях, наполненных навозом, и по улицам, и по дворам, отстоящим друг от друга на 10, 20, 30, 40 и 50 и более верст, при дорогах невозможных, особенно весной и осенью, да часто и летом при продолжительных дождях, где езда сопряжена со всевозможными препятствиями, как-то: грязь, сорванные или поломанные мосты, метель, темнота, невозможность чинить хоть и простую телегу, если что-либо в ней сломается вдали от селения и т.д., наконец в хатах и избах, наполненных или дымом, или миазматическими испарениями живущих в них вместе с хозяином животных, иногда холодных, иногда удушливых, большею частью темных, грязных и без пола.
     На второй вопрос (кого лечить?) в ответ представляется вам заболевший крестьянин, погрязший в невежестве и суеверии, не имеющий понятия о самых элементарных сведениях, необходимых для физического благосостояния жизни, не знающий ни чистоты, ни умеренности в пище, а еще менее в питье, особенно спиртном, косящийся на вас, потому что он смотрит на вас как на чиновника, о котором он другого понятия не имеет кроме того, что тот надувает и эксплуатирует его для своей пользы, а потому он, не зная вас, уже предубежден и поверит своему брату знахарю или лекарю гораздо более, чем вам.
     Крестьянин не имеет ни малейшего понятия о том, что обычная для него пища, а подавно лакомые, редко попадающиеся кусочки, могут по обстоятельствам сделаться вредными, и потому он не поверит вам, что яблоко, груша, арбуз, дыня, ягоды и тому подобное не следует есть при расстройстве желудка, он не понимает, что лук, чеснок, квас и водка могут сделаться веществами весьма вредными, он не поймет далее, что в лихорадочном жару или при появлении какой-либо острой сыпи не следует лечь на открытом воздухе, под навесом или где-нибудь в амбаре на том основании, что “томно” больному, а в хате душно. Он не понимает, что больному не следует выходить для исполнения нужд на двор полунагому зимою и осенью во время ветра и стужи; что роженицу нельзя отводить в баню и за неимением таковой, сунуть ее в печь и парить там; он также не поймет, что какую-нибудь долго пребывающую язву следует омывать, перевязывать чистой ветошью, что босиком ходить не следует с ней, или с отеком ног или живота, оставшимся после продолжительной лихорадки. Далее крестьянин привык смотреть на всех, причисляющихся к какому-нибудь сословию не иначе, как на ремесленника, как на мастера своего дела, т.е. как на человека, у которого успех предприятия зависит от дела рук своих и находится в полной его власти; он знает, что коли такой-то – кузнец, то он умеет ковать, а такой-то сапожник – то он умеет шить сапоги, а если ремесленник работает дурно, он с презрением говорит о нем: “Какой он мастер!” Таким же точно взглядом он смотрит и на вас, коль скоро вы лекарь, то вы должны вылечивать непременно, и заметьте, в такой срок, какой нужен ему; не исполнили вы его требований, то и вы туда же причисляетесь, куда он причислил дурного коваля или кравца, ибо он не понимает и не может понять, что успех лечения не всегда есть выражение суммы знаний и искусства врача, что успех лечения не во власти его, что наконец успех этот зависит от огромного количества условий, во главе коих стоит то, что для успешного лечения больной вместе с врачом должны приложить общий труд; что начало всякого лечения есть втихомолку заключенное между врачом и больным условие приложить сообща все свое старание для достижения общей цели, выздоровления. Таких понятий требовать от крестьянина было бы несправедливо; много ли вы найдете людей, даже в так называемом образованном классе, которые усвоили себе такие убеждения.
     Ответ на третий вопрос (что лечить?) представляет вам обширное поле болезней, которым подвержен человек; для более удобного обзора разделим их так:
Относительно времени: а) острые, б) хронические.
Относительно свойства: а) эпидемические, б) эндемические.
Относительно образа распространения: а) миазматические, б) заразительные.
Относительно способа лечения: а) терапевтические, б) хирургические.
     Лечение кого бы то ни было может осуществиться лишь после точного определения болезни. Определение болезни делается сложным, двояким путем, а именно: субъективным расспросом и объективным осмотром. Не все болезни одинакового свойства: есть такие, в которых при навыке и опытности врача почти достаточно объективного осмотра, но есть и такие, в которых определение основано преимущественно на субъективном расспросе.
     Кому хоть сколько-нибудь известно, каким образом сложен у крестьянина тот процесс мышления, по которому человек дает себе отчет о совершившимся с ним или об ощущаемом им, тот легко придет к убеждению, что этот путь распознавания болезни субъективными расспросами у крестьянина для врача не существует. Всем его вопросам будет один ответ: “ А кто его знает!” или “Бог знает!”; на вопрос : что болит? он вам ответит: “все”. Врач в большом числе случаев должен довольствоваться тем, что он видит, что он соберет объективным осмотром и на что его наведут практический взгляд и навык. Это относится конечно не к эпидемическим болезням, которые большей частью узнаваемы и без предварительного расспроса.
    Представьте вы себе, что при вышеизложенных условиях должен предпринять врач при появлении холеры, или скарлатины, или крупа, или дифтерита, или тифозной горячки, или воспаления какого-либо важного органа, как например мозга или его оболочек, или легкого, или печени, или тому подобного? Положим что какая либо эпидемическая или эндемическая болезнь появилась только в двух разных селах на двадцативерстном расстоянии, а ведь помощь в этих болезнях должна быть подаваема быстро, иначе она перестает быть помощью. Что же нам ответить? Разве только то, что врач приедет, сделает распоряжения и оставит фельдшера; хорошо, да ведь это казенная фраза! Что такое значит сделать распоряжение? Он очистит помещение, если такое окажется, и прикажет собрать туда больных, если они пойдут. Но подумайте, возможно ли это, коль скоро идет речь о холере, скарлатине оспе и тому подобном.
     Положим однако, чтобы это было возможно, и что врачу действительно удалось бы решить эту задачу и сделать такого рода распоряжение, но больных ведь надо положить на что-нибудь, нужны присмотр, уход, прислуга, посуда, необходимы пища и питье; где же врач возьмет все это? Мы говорим о всем вышеизложенном в том случае, когда повальная болезнь появится только в двух селениях на двадцативерстном расстоянии, но что же будет, если она появится в трех, четырех, пяти и более селениях, или если, как это было в 1848 году, во время холеры, где она появилась в Мглинском уезде Черниговской губернии в 98 селениях.
     Посмотрим теперь, какая участь постигает крестьян, страдающих хроническими болезнями. Пока крестьянин не слег, никакая сила не заставит его лечь в больницу. Принудить его к тому мы не имеем права, коль скоро болезнь его не заразительная. Подумайте об огромном количестве хронических болезней, которыми страдают крестьяне: чахотка, ломота, ревматизм, костоеда, разные хронические сыпи, язвы, рак накожных и рак внутренних органов и пр. и пр. Чем вооружится врач против этих неприятелей? Мы сказали уже, что пока крестьянин не слег, а еще на ногах, он в больницу не пойдет, потому что какой он не работник, но все-таки что-нибудь около дома сделает и поможет другим. Но положим, он и лег в больницу, но это последует тогда уже, когда болезнь перешла за пределы лечения. Он ляжет в больницу, чтобы там умереть, а если ему вздумалось бы поместиться там и раньше, сколько времени прикажете ему лежать? Конечно до выздоровления; но если это продолжится 2, 3, 6 или более месяцев, если оно вообще возможно, какими средствами покроет он время, проведенное в больнице, в которой требуется, положим, хоть ничтожная плата, но все-таки на это средства необходимы и, имея даже средства, пожелает ли он сделать такую трату? А кому неизвестно, что крестьянин вообще не из тароватых?
     Обратимся к болезням, требующим хирургического пособия, не будем говорить о болезнях, подобных раку накожному, камню мочевого пузыря, а посмотрим, что сделает земский врач в том случае, когда из раны от поруба, укола, пореза обнаружится сильное артериальное кровотечение от повреждения глубоко лежащей в самой ране недоступной артерии? Тогда ведь как известно необходимо приступить к перевязке общего ствола артерии, лежащего на другом месте, т.е. выше, но для того, чтобы сделать его доступным лигатуре, надобно сделать операцию, т.е. резать еще без того раненого. Этого крестьянин никак не поймет и не позволит вам сделать операцию, а принудить его вы не вправе. Но положим, он бы и согласился на операцию, где вы сделаете ее? Где вы возьмете ассистентов и все нужное? Но положим, и это бы нашлось, так с окончанием операции больной еще долго не выздоровеет: нужен уход за ним; кому же врач поручит этот уход? Фельдшер у него, положим, есть, да этот находится в другой деревне, из которой ему отлучиться нельзя, самого же врача требуют в другое село за 20, 30 или 40 верст.
     Что касается до рожениц и всех последствий трудных родов и более еще от обращения с ними деревенских повитух, то достаточно известны всякому живущему в деревнях те ужасы, которым подвергаются в деревнях трудно рожающие крестьянки. Тут идет в ход и вешание за ноги, и встряхивание, и глотание косы, и тому подобные варварские приемы.
     Ответ на четвертый вопрос (каким образом лечить?) очень не труден, но к сожалению и тут врач окружен препятствиями, задача этого вопроса состоит в определении способа или метода лечения. В строгом смысле слова общего способа лечения, так сказать нормального, официального или казенного быть не может, он обуславливается характером и свойством болезни. Не вдаваясь в специальности, мы поговорим лишь о двух господствующих способах, из коих один, благодаря стараниям просвещенных и ученых медицинских вожаков, не удостоился еще ни официальности, ни юридических прав, ни полного и должного распространения в публике; другой, давно уже отживший свой век, дряхлый и устарелый, но господствующий и признанный всюду. Не трудно кажется догадаться, что мы говорим о гомеопатии и аллопатии. Так как нельзя предположить, чтобы гуманное стремление передовых людей дозволило официально ввести гомеопатию как способ лечения крестьян, то мы уверены наперед, что первенство останется за аллопатическим способом. Прошу подумать однако о том, какая обуза падет на врача. Пиявки, кровопускания, банки, микстуры, пластыри, припарки и все для их приготовления нужное, мензурка, посуда непременно стеклянная, шпатели, шнеперы, кубы и все это в деревне за 100, 200, 300 верст от городов, в которых потерянное можно приобрести, а поломанное починить; да много ли у нас городов, в которых это возможно? А время на приготовление, и руки, которые должны заниматься этим, где они? Представьте себе, что в деревне 5 человек тифозных, 3 с воспалением легких, 5 в скарлатине с крупозным воспалением горла. Сколько тут нужно одних стеклянок, порошков и т.д., и кто их приготовит, да где взять их? Медик привез их с собой, да дорога дурна, большая часть во время переезда перебита и т.д.
     При гомеопатическом способе все это менее затруднительно, там не нужно пиявок, микстур, банок, пластырей, мазей; но кто же позволит, чтобы этот способ лечения , “не имеющих ни какого научного основания”, мог быть допущен для лечения крестьянина? Любовь наша к этому угнетенному собрату, гуманность наша никогда этого не допустит.
     Но ведь это очень грустная картина, которая развертывается перед нами, скажите вы. Что же делать, не прогневайтесь, она писана с натуры.
Но как же помочь этой беде, не умирать же крестьянину без помощи: ведь это же наконец бесчеловечно! Согласен с вами, но прошу выслушать. Наука выработана образованною частью человечества, и если многие отрасли этой науки приносят плоды, доступные всякому и величайшему невежде, то есть и другие отрасли, коих плоды доступны лишь стоящим на известной ступени просвещения. Так например железная дорого есть плод науки; ею может одинаково пользоваться и дикарь, и бурят, и образованный человек из высших слоев общества. Механика непосредственно передает свои изобретения в пользование всякому; медицина же этого сделать не может; она должна требовать известного образования от желающих ею пользоваться, а в крайнем случае известного доверия к ней и к ее представителю, что конечно не есть еще степень образования, но все-таки незначительный шаг к нему. Медицина доступна для пользования ею лишь посредственно.
     Дайте крестьянину это образование грамотностью, открывающей путь ко всякому знанию; дайте крестьянину образование хоть такое, какое вы находите в простом народе грамотном, живущем в столицах в беспрерывном сообщении с образованным классом. Крестьянин освобожден от крепостного права; довершите задачу – откройте школы, дайте учителей, освободите крестьянина от крепостного права суеверия и невежества; научите его, что нет более колдунов, ведьм и порчи, что нет греха съесть что-либо круглое в день отсекновения главы Крестителя Иоанна, а потом хлопочите о больницах, о лечении, тогда и старания ваши и траты ваши пойдут впрок, но пока вы не положите основания не задумывайте строить – все обрушится.
     Но все это в настоящее время однако представляет собой мало отрадного: школ учреждено мало, учителей еще нет в достаточном количестве. Но положим что школы вполне организованы, нельзя же ожидать чтобы успех был виден тотчас же; напротив, успехи окажутся лишь в будущем поколении. Ну а поколение, ныне живущее, с ним то что? Неужели же ему гибнуть? Когда человек загроможден огромным количеством непреодолимых препятствий при стремлении исполнить задуманное предприятие, следует ли ему с покорностью сложа руки сделаться их жертвою? Захочет ли он быть праздным зрителем при разрушении враждебной силой всего своего имущества? Нет, он приложит все силы и все старания, чтобы привести в исполнение хоть часть задуманного им плана, а именно ту, которая наименее окружена препятствиями, точно также как он спасает часть своего имущества, а именно ту, которая наименее под влиянием разрушительной силы. Если вы не в состоянии подать руку помощи во всех без исключения болезнях крестьян, приложите ваши силы к тем болезням, которые подвластны вам по их качеству. Сосредоточьте все ваше старание на устранении их. Силы ваши, действуя в одну точку, принесут при меньшем ущербе огромную пользу, но если вы захотите заставить их действовать на всю массу, они непременно раздробятся, ослабеют от этого и утратятся совершенно без всякого успеха; выходит, что вы метались и выбились из сил.
     В весьма недавно прошедшем многие, да чуть ли не все из наших периодических изданий подняли голос против бездействия, господствующего у нас в виду болезни, заразившей чуть ли не половину всего населения нашего отечества. Мы говорим о сифилисе, распространившемся в последнее время до громадных размеров. Вот точка приложения сил, стараний и средств, точка, окруженная менее всех других препятствиями. Лечение сифилиса в руках правосудия, подвластно закону, обязательно, следовательно крестьянин волею-неволею обязан покориться лечению. Закон, преследующий преступление, налагает кару, и этим старается обезоружить зло, вредящее обществу; в действии его выражается не месть, а защита общества от зла, которое заражает его распространением своим. Общественное зло не есть ли также нравственная болезнь, которая распространяется примером и соблазном, также точно как сифилис заразою? Следовательно вот зло, на которое можно действовать непосредственно, но чтобы меры ваши увенчались успехом, чтобы пожертвования ваши были бы в пользу, необходимы осмотрительность и взвешивание обстоятельств и условий. По всему вышесказанному понять, кажется, не трудно, что крестьянина у себя дома лечить нельзя, что медик, который легко может лечить сто больных, собранных в одно место, не в состоянии лечить двух на десятиверстном расстоянии, а потому, если вы желаете употребить земские издержки по санитарной части с успехом, учредите на месте жительства медика, т.е. в уездном городе, больницу; затем вмените медику в обязанность осмотреть округ несколько раз ежегодно, составить поименный список всех зараженных сифилисом, и дайте предписание, чтобы все волостные правления по этому списку представили бы в больницу всех в нем поименованных. В этом случае цель достигнется, ибо порядочный медик не выпустит больного до окончания лечения, а кроме того никто не мешает вам контролировать и его. Таким образом есть надежда, что край наш очистится от сифилиса в непродолжительное время.
     До сих пор это делалось не так: обыкновенно отводили в деревне, зараженной сифилисом, куда помещали больных под надзором фельдшера, большею частью ничего не смыслящего, да в добавок ленивого или пьяного. Больные пребывали в этой экспромт-больнице не лучше как у себя дома, их поили декоктом и делали им ванны среди зимы, но так как эта больница не была снабжена необходимыми удобствами, то больные не смотря на декокт и ванны выходили за разными нуждами на двор среди зимы. О результатах такого лечения говорить нечего, посмотрите по нашим деревням и вы увидите, что сифилис господствует по-прежнему. При учреждении санитарной системы в изложенном смысле ни единый больной, одержимый сифилисом, не ускользнет от контроля, и вы можете быть убежденными, что таким образом и сифилис искореняется, и средства земства не будут истрачены зря; но это еще не единственная польза, которую можно ожидать от такого устройства: с учреждением постоянной больницы для сифилиса в уездном городе вы не откажете в вашей помощи и тем из желающих лечиться, которые одержимы другими болезнями. Желающих будет довольно; коль скоро крестьяне увидят результаты, они перестанут чуждаться и мало помалу привыкнут обращаться к врачу.

К. Боянус.

“Врач – гомеопатъ” №8 за 1872г.