От редакции сайта. 

Данный текст мы решили опубликовать по одной простой причине. Опыт современных интернетовских  дискуссий между «гомеопатами» и «аллопатами» - http://forums.rusmedserv.com/showthread.php?t=9200&page=1&pp=15 показал, что за последний век в этой сфере мало что изменилось.  Как сказал Воланд у Булгакова - «Обыкновенные люди…,  в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их …».      

Критика и библиография.

(Вестник гомеопатической медицины, 1900, июнь)

Ответ нашим критиканам в Киевском Слове,  Враче, Медицинском Обозрении и Харьковской Земской Врачебной Хронике.

По поводу вышедшей в прошлом году брошюры „Гомеопатия как вопрос земско-общественной медицины", некто г. Цилин, скрывший, очевидно, за своей спиной присяжного представителя аллопатической медицины, ужасно возмутился на страницах Киевского Слова (1899 г. 18 июля) поведением автора брошюры, вздумавшего обратиться, по выражению Цилина, к „из ряда выходящей по новизне" идее оспаривать противников гомеопатии не теми обычно приводимыми доводами, что мол „такой-то предводитель дворянства или князь состоит почетным членом нашего общества", или что „от стольких-то священников и помещиц имеются тысячи удостоверений и благодарностей" и т. п., но привлечением к свидетельствованию — самих же противников, представителей аллопатической медицины—одних за гомеопатическое лечение, других против своей же аллопатической медицины. Но не в этом центр тяжести „возмутительности" Цилина. Особенно возмущается он тем, что автор брошюры „с целью, как говорит Ц., ввести в заблуждение непосвященного читателя", будто бы „недобросовестно" цитировал авторитеты, „исковеркал" смысл их слов, «подтасовал факты", и вообще всех привлеченных к свидетельствованию лиц—профессоров и докторов аллопатов—„оклеветал". Чтобы „непосвященный читатель" во всем этом ни капли не сомневался, г. Цилин счел за лучшее не сообщить ему даже заглавия критикуемой им брошюры, а затем, лишивши, таким образом, читателя всякой возможности лично посвятиться в дело и лично проверить, кто говорит правду, а кто действительно подтасовывает, коверкает и проч., начал сочинять тексты и  цитаты из собственной головы и выдавать их за подлинные слова цитируемых автором брошюры лиц. Так напр., в опровержении якобы „перевранной" брошюрою цитаты из д-ра Е. Святловскаго—„земская медицина требует, чтобы земский врач не разъезжал, сыпя рецептами и лекарствами но дороге, а просвещал по части профилактики несведущее общество",— Цилин от имени Св—скаго говорит следующее: „д-р Святловский говорит, что во время эпидемий (курс. Цилина) при обширности районов  малочисленности врачей требуется, чтобы земский врач не только разъезжал, сыпя рецептами и лекарствами но дороге, а просвещал по части профилактики несведущее общество и заботился о принятии предупредительных санитарных, гигиенических мер"... Все это, хотя и обнесено кавычками, как это обычно делается при приведении подлинных чужих слов, представляет собственное сочинение Цилина; сам же д-р Святловский ничего подобного не говорил, да и вообще едва ли мог сказать подобную нелепицу, способную своей безграмотностью и отсутствием здравого смысла только компрометировать г-на Святловского. Таким же точно научно-добросовестньм критическим приемом Цилин доказывает „клевету" автора брошюры и по отношению д-ров Котляра и других.

Дальнейшую усовершенствованную критическую разработку рецензия Цилина по поводу помянутой брошюры получила на страницах „Врача" (№ 32—1899 г.). Приведенная Цилиным из брошюры фраза, что такие-то и такие-то д-ра „„характеризуют пресловутую „научную" медицину как грубый эмпиризм,, безнаказанный произвол"" и. т. п., превращается на страницах Врача в нижеследующую, приписываемую автору брошюры: „в число отрицающих значение научной медицины и таким образом косвенно говорящих будто бы в «Пользу гомеопатии" включены Боткин, Манасеин, и друг. Таким образом, речь автора брошюры, что, положим, Боткин не находил научности в существующей медицине, в отделке редакции Врача приобрела желательные для нее выражение, что Боткин „отрицал значение научной медицины и таким образом косвенно говорил в пользу гомеопатии". Нигде в своей брошюре автор ее подобного „вздора", по выражению Врача, но говорил, н приведенная „клевета" принадлежит  всецело сочинившей ее редакции Врача.

Третьим этапным пунктом критической обработки в том же духе брошюры были страницы Харьковской Земской Врачебной Хроники (1899г., № 10). Последняя, перепечатавши только что помянутую клевету редакции Врача об „оклеветании" брошюрой разных лиц, добавляет и собственный грамм той же соли, а именно: приписывает автору брошюры „настойчивое" стремление к изобличению разных лиц и в том числе „современного харьковского фармаколога"—проф. Попова—„в скрытой бессознательной симпатии к гомеопатии"... Это настойчивое стремление Харьковской Земской Хроники к соревнованию с Врачом в деле выдумок несуществующего тем более заслуживает отметки, что в противоположность Врачу, видимо, болтавшему о клевете только с чужого голоса, с недоброкачественного критического варианта в Киевском Слове, Харьковская Земская Врач. Хроника заявляет, что брошюра „Гомеопатия как вопрос земско-общественной медицины" ей известна, а, следовательно, ей подлинно должно быть известно, что автор этой брошюры ни в чем подобном, что говорится 3. В. Хроникой, не имел стремления изобличать многоуважаемого харьковского профессора.

Еще два слова по поводу нравоучительной сентенции журнала Медицинское Обозрение (1899 г., сент.) который, повторивши за Врачом небылицу, что будто бы автором брошюры приписано проф. Боткину отрицание „значения научной медицины", пожелал автору брошюры побольше „начитанности", при которой помянутое „оклеветание" проф. Боткина не могло бы иметь места. Как ни высоко стоит авторитет Медицинского Обозрения по части знакомства с медицинской литературой, тем не менее, на данный случай имеется достаточно оснований, чтобы возвратить это пожелание большей начитанности по его авторской принадлежности. В самом деле, если бы Медицинское Обозрение потрудилось предварительно ознакомиться с тем, что писалось о Боткине в указанной брошюре, то оно увидело бы, что Боткину приписывалось,— как выше уже и было упомянуто,— отрицание не „значения научной медицины", но всего только „научности" в той медицине, представителем которой был Боткин. Далее опять, если бы Медицинское Обозрение было более начитано и более ознакомлено с литературными произведениями проф. Боткина, каковы напр.,, его публичная лекция „06щие Основы Клинической Медицины", лекция о брюшном тифе и т. п., то оно вполне убедилось бы и в справедливости всего заявляемого автором брошюры относительно проф. Боткина. Чтобы не быть голословным, подобно нашим почтенным критикам, приведены здесь и подлинные речи самого Боткина.

„Вы должны помнить", говорил проф. Боткин своим студентам, „что медицина наша далеко еще не стоит на почве точной науки, и всегда иметь в виду тот спасительный страх, чтобы не повредить больному 1)"... „Современная медицина, как наука, дает нам сумму знания... в известной системе и с известными обобщениями, которые, к сожалению, не имеют значения законов, и потому знание современной медицины еще не дает нам уменья прилагать его в практической жизни; это уменье и до сих пор приобретается только путем опыта"... „Представляющаяся нам задача, в виде того или другого страдальца, требующего от нас помощи, может быть разрешена и в настоящее время только приблизительно, с большей или меньшей вероятностью,  такое неточное разрешение возможно только при известном умении, искусстве, которое приобретается путем упражнения, навыка в решении подобных задач"... „Это искусство, принадлежащие личности н было так высоко в древности, что человек связывает его с. понятием о божестве; с течением Истории искусство утратилось вместе с отдельными личностями за неимением твердых научных основ 2)"... „Три недели, как начались лекции", читаем мы в одном из писем проф. Боткина 3); „из всей моей деятельности — это единственное, что меня занимает н живит, остальное тянешь как лямку, прописывая массу почти ни к чему не ведущих лекарств. Это не фраза и даст тебе понять, почему практическая деятельность в моей поликлинике так тяготит меня. Имея громаднейший материал хроников, я начинаю вырабатывать грустное убеждение о бессилии наших терапевтических средств. Редкий день пройдет мимо без горькой мысли, за что я взял с большей половины народа деньги, да заставил ее потратиться на одно из наших аптечных средств, которое, давши  облегчение  на 24 часа, ничего существенно не изменит. Прости меня за хандру, но нынче у меня был домашний прием,  я еще под свежим впечатлением этого бесплодного труда"...-

Предоставляем теперь читателю решить самому, находил или не находил Боткин „научность" в той медицине;, представителем которой он был и которая представляется им только как „сумма знаний", требующих еще особого, чисто инстинктивного, присущего личности „уменья" н „опытности" в распоряжении ими; знаний, разрешающих задачу лечения „неточно", лишь „с большей или меньшей вероятностью"; знаний, сводящихся на практике к прописыванию „ни к чему не ведущих лекарств" и не оставляющих на душе даже такого выдающегося ученого практика, как сам Боткин, ничего, кроме „горечи", „грустного убеждения" в „бессилии" назначаемых средств н „тяжелого" сознания, что все это назначение „лямка", „бесплодный труд" для врача . 

1.) Еженедельная Клиническая Газета, 1884 г., стр. 22

2) Проф. С. II. Боткин. Общие основы  клинической медицины.

3) Жизнь замечательных людей. С. II. Боткин, его жизнь и медицинская деятельность. Очерк д-ра А. Н. Белоголового, стр. 42