О причинах гомеопатических неудач.

Д-ра Oemisch’a (Перев. из B.N.Z., февраль 1914).

Каждому врачу-гомеопату, - одному больше, другому меньше, - приходится переживать в своей практике неудачные лечения. Мы не родимся совершенными мастерами дела. Нужен длинный ряд лет и продолжительный опыт для того, чтобы уменьшить как число, так и частоту таких неудач. Не будем, однако, говорить это себе в оправдание, равно как не станем утешать себя тем, что, мол, что гомеопатия как изобретение человеческое, не свободна от несовершенства, а постараемся выяснить те причины, которые ведут у нас к неудачам. Чем более мы продвигаемся вперед в нашем познании, тем отдаленнее становятся наши цели, тем больше мы стремимся к тому, что кажется невозможным.

Кто из нас не читал в литературе об излечении больных, казавшихся неизлечимыми! Да кто их и в своей практике не наблюдал, когда ему только посчастливилось дать надлежащее средство. И почему то, что раз нам счастливо удалось, не могло бы повториться и во многих других еще случаях? И достойно ли врача-гомеопата сробеть перед школьным диагнозом “неизлечимая болезнь” и отказаться от всякого собственного соображения? Кому в таком случае приходят в голову, как последнее слово премудрости, Морфий, Кокаин, Пантопон и другие аллопатические “целебные средства”, тот объявит гомеопатию банкротом. Как раз такие больные являются пробными камням и для нашей точки зрения и для нашего углубления в гомеопатическое мышление. Тут имеются, конечно, исключения, в которых мы не можем применить наш закон лечения. Например, ни один мыслящий гомеопат не вообразит себе, что он может своими средствами излечить отравление ядом. Равным образом не мы излечиваем перелом кости или колотую от кинжала рану, это делает природа. При поперечном положении при родах показано механическое воздействие, но никакое деление какого-либо гомеопатического лекарства; то же и при кровотечении из поврежденного кровеносного сосуда, и т.д. И тем не менее мы знаем, что и в таких случаях мы в состоянии иной раз в весьма значительной мере способствовать выздоровлению. Как раз в случаях заражения крови вследствие повреждения мы нередко легко достигаем излечения, тогда как школьная медицина стоит перед нами совершенно беспомощная.

Много лет назад явился ко мне мясник, причинивший себе, при наполнении кровяной колбасы, тяжелое поранение пальца незаметно застрявшим в колбасной мякоти острым ножом. Спустя день вся кисть и предплечье сильно распухли и воспалились, из раны же, грязно выглядевшей, прекратилось всякое выделение. Человек этот, сам по себе здоровый, был в несомненно громадной опасности, и я колебался было, не послать ли его к хирургу. Наконец, я решился сделать по крайней мере попытку с Белладонной и Аписом, не окажут ли какую либо пользу. И они ее оказали в полной мере. Уже на следующий день опухоль опала и из раны стал выделяться обильный кровавый гной. Еще несколько дней, и человек этот выздоровел совсем. А у хирурга, кто знает, как бы кончилось это.

Но не имеются ли некоторые такие люди, которые по всей природе своей не подходят для гомеопатического лечения? Когда-то я знал одного господина, который вообразил себе, что он очень умен и очень хорошо знает, чего можно ожидать от разных методов лечения. Гомеопатия, по его мнению, не годится для дюжих, мускулистых людей с хорошими пищеварительными органами; для таких подходят де лучше “сильные” аллопатические средства. Напротив же того, наши средства действуют превосходно, по его словам, у нежных, чувствительных натур, как мы и видим в большом числе среди больных женщин. Мне это казалось не совсем несуразным и я не переставал сосредотачивать на этом пункте свое внимание. И я часто находил, что те крепкие люди под влиянием моих гомеопатических средств быстро выздоравливали, тогда как у этих слабеньких и нежных, рядом с блестящими излечениями, наблюдались иной раз и неудачные результаты. Не могу даже того сказать, чтобы у крепких натур благоприятно действовали только низкие деления. Я часто видел очень хорошие результаты от 30-го деления Нукс вомика или Русь токсикодендрон. Нам поэтому отнюдь не требуется при выборе деления руководствоваться тем, сколько килограммов весит наш пациент. На основании опыта и наблюдения мы можем, стало быть, смело выставить следующее положение: всякий больной, болезнь которого произошла от внутренних причин или от равномерно на всех нас влияющих природных, общественных или экономических условий может быть излечен гомеопатическим способом.

Если же у нас, несмотря на то, бывают, как показывает опыт, неудачи в лечении, то нам следует искать причины этого не в нашем методе, но либо в нас самих, либо в больном. Ибо лекарство само по себе остается в своем действии всегда одинаковым и не меняется.

Кто хочет лечить гомеопатически, тот должен основательно знать весь арсенал своих лекарственных средств. Но кто вполне сведущ в этой области? Перед чьим духовным оком является готовой в каждую данную минуту картина лекарственного действия? Нам необходимо обладать хорошей памятью и остротой взгляда на то характеристическое, которое нам представляется в каждом случае. Иначе говоря: мы должны возвысится над отдельными симптомами, чтобы их обозреть и надлежащим образом оценить их настоящее значение. Кто слишком близко держится мельчайших деталей, подробностей, и уделяет им слишком много внимания, тот в них теряется и они его подавляют. Правда, число более или менее испытанных средств из года в год становится все больше, и основательное усвоение их все более поэтому затрудняется. Но опыт нам показывает, что большинство из них не имеет веского значения, и что нам следует придерживаться, главным образом, старых, вполне испытанных средств, так называемых полихрестов (т.е. лекарств с обширным кругом действия), выбранных гением Ганемана. Они до такой степени совершенно испытаны, что, если только их основательно знать, почти никогда нельзя очутится в затруднительном положении. Они достаточны в огромном большинстве случаев. Каждый биолог знает, что природа всегда с самыми простейшими средствами совершает величайшие чудеса. Почему она не могла то же делать в отношении гомеопатии, этого в полной мере биологического воздействия?

(В этом пункте, в отношении якобы излишности громадного большинства новых лекарственных средств автор вряд ли безусловно прав. Аналогия, в данном случае с природой, не есть еще доказательство. Природа – это одно, а гений человеческих, хотя бы и величайший, это другое; пути природы неисповедимы, путь человека ясен до очевидности; пути природы вечны, потому что совершенны: наши пути также могут заключать в себе элементы, характер вечности, но они заведомо лишены совершенства, потому что совершаются несовершенными; открытый Ганеманом закон лечения есть природный, а потому вечный закон; в какой же мере и сколькими средствами нам этот закон осуществлять, в этом отношении уподобление природе будет тщетно; тут никакая аналогия ничего не пояснит, а если пояснит, то как раз в обратном смысле, в том, именно что мы и должны переставать искать средств для полного, а не частичного лишь осуществления дарованного нам природой закона лечения, т.е. осуществления его во всех болезнях, а не лишь в некоторых или даже в большинстве и не до известной лишь, более или менее ограниченной степени, а в полной мере. Не для этого ли природа нам дала целый мир агентов, действующих веществ, из которых предоставила нам делать выборки и применять наиболее подходящие из них в случаях патологических? В здоровом, нормальном состоянии организм действительно больше ничего не требует для сохранения в себе этого состояния, как только то, чем орудует природа в создании и сохранении жизни; когда же организм вышел из этого своего состояния и очутился в состоянии не нормальном, больном, тогда, для восстановления его и приведения в нормальное состояние, требуются уже средства очевидно необычные, лежащие уже вне области нормальных соотношений. И природа направила гений человека на искание средств борьбы с болезнями именно в трех созданных ею царствах: растительном, минеральном и животном, дав в руководство закон лечения “подобное подобным излечивай”. Болезненные же состояния бесконечно разнообразны, как во внутреннем характере, так и во внешних проявлениях, не то, что здоровое состояние, остающееся в общих чертах всегда одинаковым, поэтому и средства против них должны быть бесконечно разнообразны. В таком случае правильно ли утверждение, что круг средств может быть ограничен какой-нибудь дюжиной их (полихрестами) и что все прочие – трын-трава и что без этого прочего можно обходиться врачу-практику в громадном большинстве случаев болезней? Простое соображение подсказывает, что не может это так быть по самой природе этого дела. Поэтому и аналогия доктора Эймыша в этом пункте, по моему мнению, мало убедительна. Ред.)

Мы не должны теряться в мельчайших деталях, как уже сказано. Я довольно часто попадал, бывало, в такое положение и особенно старательно я разбирался в случаях мигрени. Имеется целый ряд весьма подробно характеризованных картин лекарственных действий. Возьмите картину Сангвинарии, которую так отчетливо изображает нам Фаррингтон. Или картину Сепии с ее колющими болями в висках, бледным лицом и темными каймами вокруг глаз. Или – Гельземин со столь характерным улучшением после обильного мочеиспускания. Или – Кали броматум, при котором головной боли предшествует частичное потемнение поля зрения и впечатление, как будто все перед глазами вертится, и т.д. Как часто ускользал от меня удачный результат, который, казалось, я так крепко держал в руках. Несмотря на то, что я входил во все подробности случая, и на тщательнейший выбор лекарства, все же, после первоначального многообещающего улучшения, приступ являлся вновь через 6-8 недель. И вновь я изучал случай; может быть я проглядел какой либо симптом, который требовал другого лекарства? И обычно я действительно находил показанным новое лекарство. Но результат оказывался тот же: мигрень оказывалась могущественнее, нежели все столь точно выбранные лекарства и являлась периодически, правда каждый раз в несколько измененных чертах. Если бы рядом с такими случаями не были и такие, в которых показанное лекарство и в самом деле излечивало, т.е. имело результатом окончательное исчезновение приступов мигрени, я мог бы усомнится в правильности гомеопатического закона лечения.

Что же было такого в тех случаях, в которых лечение было неудачно? Не попадал я на верное лекарство? Или данное деление не подходило? Или гомеопатия не может излечивать некоторые случаи? Вопросы и сомнения – без конца! Хотя бы было, по крайней мере, место, где можно было бы найти для себя указание или разъяснение. Не всегда найдешь что нужно и в лекарствоведении, полная беспомощность.

И все же ответ имеется, а именно: если мы принимаем во внимание лишь местные симптомы (признаки или проявления) болезни и пренебрегаем общими симптомами, тогда мы, хотя бы и точно выбранным лекарством, больного не излечиваем, а только отодвигаем его симптомы.

Но этот способ рассматривания и лечения случая болезни был и есть ли безусловно ошибочен? Отнюдь нет. Ибо мы видим постоянно в практике, что острый ли насморк, или воспаление горла, или понос и др. легко поддаются такому способу лечения. Но все это – ограниченные органические заболевания, и в таких случаях конституция (общий склад) больного либо никакой роли не играет, либо роль ее лишь второстепенная. Равным образом обстоит дело и в заразных болезнях, как в дифтерии, скарлатине, кори и т.д. Напротив же тогда, когда дело идет о так называемом хроническом заболевании, мы таким путем никогда не достигнем цели.

Возьмем хотя бы тот же пример, мигрень. Тут картина болезни отдельного приступа – лишь отрывок от всей картины страдания больного, не только его настоящего, но и прошедшего также, и будущего. Дело идет, стало быть, о всем человеке. Если последний являет собою, например, характер Сепии, то мы не должны ожидать, что мы излечим его мигрень посредством, скажем, Калькареа Карбоника, хотя бы в данную минуту имеющаяся мигрень сто раз говорила бы, повидимому, в пользу Калькареи. Оба эти лекарства имеют, правда, между собой много точек соприкосновения; я упомяну только большую общую слабость и изнеможение, быструю раздражаемость духа, большую чувствительность к холоду, независимо от головной боли как таковой. С другой стороны имеются и большие различия между ними, ограничивающие и обособляющие каждое из этих лекарств в отдельности.

Припомните только раздражительность, вспыльчивость и невыдержанность Сепии и наоборот – угнетенность духа и робость, мрачность и плаксивость Калькареи. Сепия – больной остается охотно наедине, Калькареа – больной предпочитает общество, Сепия очень чувствительна к грозе, Калькареа же – к холодной, мокрой погоде. Словом, каждое лекарство имеет точно выраженную характеристику, поэтому оно не должно даваться тогда, когда показано другое. Решающим является общая картина болезни, так как таковая должна в гомеопатическом представлении соответствовать всему больному. Поэтому мы должны познать больного во всем его существе и пытаться установить все важные и общие симптомы. Это, однако, как практика показывает, происходит далеко не всегда. И в этом обстоятельстве мы находим один из самых частых и роковых источников ошибок и причин неудач.

Поясним сказанное несколькими примерами. Больной, по профессии булочник, обратился ко мне 27-го июня 1912г. за советом по поводу длящегося уже около 6-ти недель желудочного недомогания. После еды он чувствует такое переполнение желудка, что принужден распускать одежду.

Отрыжка приносит временное облегчение. Часто громкое бурчание в животе. Стул не регулярен, не редки безрезультатные позывы. Геморроидальные боли при слаблении. Сон часто нарушается. Сердитое настроение, быстрая раздражимость, чувствительность к шуму. Напрасно искал помощи у специалистов по желудочным заболеваниям.

Всякий врач гомеопат пропишет в таком случае Нукс вомика. Сделал это и я, и больной вскоре почувствовал облегчение. С 4-го июля, однако, он вновь начал жаловаться на сильные, неожиданно наступающие приступы желудочных болей, геморроидальные боли усилились. На этот раз я узнаю, что больной обладает повышенной чувствительностью к теплу и предпочитает пребывание на открытом, прохладном воздухе. Пищу же и питье он, напротив, любит в теплом виде. Тогда мне сделалось ясным, почему Нукс вомика произвела лишь временное устранение болезни: выбор лекарства был неверен! Именно, в патогенезе Нукс вомики имеются признаки озноба и желание быть в тепле. Понятно, что не могло получиться излечение.

Между тем Ликоподиум, который я стал давать, в несколько недель совершенно устранил всю болезнь. – Чувствительность к теплу или холоду является всегда главнейшим симптомом и не должно никогда упускаться из виду. За назначение Ликоподиума говорил, между прочим, своеобразный симптом, обычно не встречающийся: несмотря на чувствительность к теплу, имеется некоторое отвращение к холодной пище.

(Гомеопатическое обозрение. 1915. №2-3)

Продолжение

	библиотека on-line

	журнал

	справочная информация

	обучение

	заочная школа


	© "Центр гомеопатии" / Гомеопатический Центр здоровья и реабилитации (Москва) При использовании материалов сайта ссылка обязательна