Терминальные болезни в холистическом видении (продолжение)

Умрихин А.Н., Москва, РГО, врач-гомеопат. 

4. Все вместе взятое позволяет сделать предположение о существовании совершенно исключительной разновидности болезней, точнее – о существовании особенного характера протекания патологических процессов, условно могущих быть объединенными общим названием «последняя болезнь» или терминальная болезнь[i].

Попробуем определить ее следующим образом: последняя болезнь - это состояние, стоящее между «заурядным» хроническим патологическим процессом  и «финалом жизнедеятельности организма как целостного уникально-неповторимого единства».

Как она – терминальная болезнь - там оказывается? Исключительно за счет нашего обитания в виртуальной реальности, «качества нашей жизни» в ней.

                              « …Все это – Меб[ii].

  А ночью спутывает гривы лошадям,

  И людям чирьи насылает, которые расчесывать опасно. Все это – Меб» [iii]….

И все зависит только от того, до какой степени здоровы наши психические реакции. Курт Воннегут: «Наше здоровье целиком и полностью зависит от здоровья наших идей» [iv].

«Но часто Меб, разгневавшись, болячки

  Им насылает – оттого, что портят

  Конфетами они свое дыханье».

Психическая организация есть защитный барьер, причем самый неприступный, самый неуязвимый, пока здорова. Но по мере того как в ней накапливаются искаженные (извращенные) реакции, влечения, одержимости и другие «вредные вещества», т.е. по мере того как она становится больна, в какой-то момента она превращается и в открытые ворота для необузданной, все сметающей внешней, «информационно-виртуальной» энергии. А эта последняя, сливаясь, неразрывно сочетаясь с эндогенной спецификой (конституциональными, рассово-групповыми и индивидуальными особенностями организма), наносит нам самый сокрушительный, самый решительный удар.

Вот каким образом любая болезнь, острая или хроническая, сразу или на каком-то этапе своего развития превращается в такое промежуточное «состояние бытия», разного качества, разной продолжительности. И тогда она начинает нести на себе одновременно отпечатки и борьбы за жизнь и фатального, единообразного исхода.

Вот почему, в частности, представления определенного уровня о феномене самой смерти актуальны при анализе с той или иной целью природы непосредственно самих терминальных болезней.

В конечном счете, терминальной может оказаться любая хроническая или острая болезнь (как из числа известных, так и малоизвестных). Фактически поначалу, на первый взгляд – это еще та же самая, прежняя болезнь, с привычными для данного известного больного проявлениями, к которым присоединилось вдруг «нечто», давшее тотчас ей иное смысловое наполнение. Она теперь как «близнец» той, предыдущей - «правильной» - болезни, еще во всем от нее не отличимая, но уже и совершенно отдельная, неповторимая индивидуальность. «Последняя болезнь» таким образом, может рассматриваться и как фаза (впрочем, разумеется, условная и необязательная) какого-то хронического процесса. Не менее часто, однако, уже  изначально хроническая болезнь, причем из числа самых банальных, несет на себе фатальные черты, и тогда можно услышать, к примеру, такое: «эта болезнь - к смерти»[v].

Резюмируя, можно предложить такую формулировку для терминальной болезни:

а) как и любая другая болезнь, терминальная болезнь с одной стороны представляет собой рассогласование между реальной адаптивной программой и конкретной ситуацией по времени, месту или масштабам реагирования,

б) но с другой – диспропорция, к которой приводится организм в результате такого рассогласования, делается необратимой и, в близкой или отдаленной перспективе, с жизнью несовместимой.

Как видим, лишь мера разлада стоит между здоровьем и болезнью, между болезнью и терминальной болезнью, между терминальной болезнью и смертью, которая – полное разделение целостного единства живого организма. Все упирается в количество – в цифру. Причем характерна следующего рода зависимость: размер разлада или его «площадь» обратнопропорциональная размеру или «площади» виртуального экрана, за которым проходит жизнь субъекта: чем суженнее его виртуальная реальность, тем шире зияет рассогласовка, асимметричность структуры его психического и соматического жизнеотправления.   

5.Итак, в саму картину болезни привносится либо же уже с ранних этапов в ней проявляется, некая атрибутика, которая - в принципе - позволяет, зачастую интуитивно, отличить ее как терминальную от такого же диагноза, но не наделенного этим фатальным оттенком.

В задачу настоящего очерка не входит анализ всех дифференциально-диагностических тонкостей выявления «последней болезни», тем более что во многих случаях это и невозможно[vi]. Тем не менее, хотелось бы дать главные штрихи, позволяющие составить общее представление о данном роде явлений, хотя бы чисто для практических целей поиска наиболее рациональных лечебных подходов.

Мы ограничимся хроническими заболеваниями, приводящими к несовместимым с жизнью патологическим изменениям[vii]. Хотя по большей части то же относится скорее и к острым процессам[viii] - их специфика, впрочем, нуждается в отдельном обсуждении, и мы не будем сейчас на этом останавливаться[ix].

Изменение отношения носителя болезни к ней и к себе, пожалуй, исходный критерий дифференциации между этими болезнями - «близнецами». Это изменение зиждется практически целиком на одном страхе смерти, хотя он не всегда различим. Тем не менее, можно положительно утверждать, что в картине такой болезни обязательно появляется этот новый элемент – страх смерти.

Скажут, страх смерти и без того вездесущ. Совершенно справедливо, но в условиях последней болезни он делается каким-то более конкретным, возрастает его конкретика для личности больного, даже и тогда, когда он еще до конца не осознан больным, не приобрел достаточной отчетливости.

Да, страх смерти, конечно, бывает проявлением и многих несмертельноопасных состояний, связанных нередко с невротизацией больного, с чисто психическими феноменами, бывающими даже у здоровых в остальных отношениях лиц. Он бывает и при определенных психических заболеваниях или травмах. Но тогда – во всех подобных случаях - изменения в протекании претерпевают эти патологические процессы, а не сам страх смерти, как одно из их проявлений.

Причем представления о смерти без страха – скорее полная иллюзия, самообман. Страх смерти без смерти мыслим, но смерть без страха – немыслима, разве что в бессознательном состоянии или при повреждении интеллектуальных способностей.

Не будем закрывать на это глаза: смерть страшна и страшно все, что несет смерть, что чревато смертью, как чреваты ею терминальные болезни – все это страшно. Поэтому страх часто – один из маркеров, если не их диагноза, то их прогресса. Напомню, мы рассматриваем болезни и больных людей. Не состояния аффекта у здоровых с точки зрения внутренней медицины (как, например, в случае самураев-самоубийц, шахидов, или просто бойцов в разгаре даже самого заурядного боя) и не людей достигших высот духовного совершенства, которые в состоянии болезни или здоровья остаются совершенно в другом духовном измерении, нежели простые смертные - речь же в этом эссе идет главном образом о них. 

 Отличие этого страха смерти от всевозможных истероидных состояний то, что он по своей природе - рефлексия некоего, подчас глубинного, только еще очень интимно осознаваемого кризиса, повернувшего процесс к чему-то необратимому. Любой психологический комплекс особенностей характера терминального больного – отзвук этих глубинных и динамически развивающихся процессов. Поэтому всему психизму таких больных в целом присуща достаточно четкая стадийность, череда смен оттенков настроений, эмоций, изменений черт характера, за которыми укрывается эта динамика – она, пожалуй, и представляет собой главное отличие от чисто психических явлений.

 И очень быстро на этот страх начинают накладываться всевозможные «маски» - психологические состояния, вуалирующие истинную подоплеку измененных, точнее, искаженных поведенческих реакций. Поэтому и первые проявления его у таких больных часто неосознанные. У некоторых, к примеру, обнаруживается потребность «удлинять течение времени», удлинять какие-то свои рутинные, самые обыденные занятия, откладывать или наоборот - убыстрять, «уплотнять» планы своих занятий под самыми незначительными предлогами, заполняя время в поиске новых дел, удлиняющих день или же, напротив, стремление отсрочить пробуждение и т.п.

При этом на другом полюсе патологической картины, в сфере соматических проявлений состояние таких больных может носить в достаточной степени стабильный или сбалансированный, пусть и временный, характер.

Собственно это – следующая, уже обсуждавшаяся нами, отличительная черта «последней болезни»: асимметричность, диспропорциональность клинической картины болезни. Какие-то отдельные проявления в ней носят вычурный, преувеличенный характер, в то же время другие – статичны, стерты, затушеваны. И в такой ситуации выразительнее, конечно, склонны давать о себе знать более пластичные отделы жизнедеятельности – психические реакции.

Таким образом, результатом изменения отношения носителя терминальной болезни к своему недугу становится укоренение на всех этажах его психического существа нового элемента – страха смерти.

Наконец еще одно изменение фундаментального характера, которое претерпевает психическая организация таких больных – изменение отношения к себе. Это изменение только в перечислении не первое, но не по своей значимости, если сопоставить его со страхом смерти. Оно состоит в том, что роль собственного Ego начинает, в такой же мере в какой и страх, диспропорционально – точнее, иррационально, возрастать. Собственная значимость в семье, в кругу друзей, в обществе, даже в истории – вдруг делается очень важной, даже – самой важной. И точно также становится первоочередным все то, что связано с самим собой – дела, долги, семья, уважение.

Так виртуальный экран исподволь, постепенно, начинает втягиваться нашим Ego, втягивая в себя всю окружающую объективную реальность (актуальность) таких больных. Он все больше и больше превращается из экрана в воронку. И острие этой воронки упирается в Ego больного, это Ego делается центром вселенной для него. Иногда эгоцентризм их доходит до нарциссианства, до загипнотизированности самими собой и своим. Теперь до Ego весь актуальный мир доходит, преломляясь, сквозь эту «виртуальную воронку». Постепенно суживается и кругозор тех, кто носит в себе «болезнь к смерти», он ограничивается преимущественно собой и своим.

И часто, очень часто, увы, мы можем наблюдать, как выстраивается другая, уже прямопропорциональная зависимость между мерой болезненного разлада в организме и степенью эгоцентризма личности. Такова другая психическая аберрация – диспропорция между «Я» и «мир».

6. Немало сказано в гомеопатических и общемедицинских источниках о чрезвычайной скудности симптоматики таких больных, о ее «патогномоничности», односторонности. Скудны и интересы, вкусы, потребности таких больных. Любое их самовыражение во вне делается скудным. Не вдруг, а всегда постепенно это складывается, проходя через этапы или стадии, могущие быть достаточно четко очерченными. Они показывают то, как трансформируется главное слагаемое клинической картины таких больных – их психические реакции. Трансформирование этих реакций в сугубо «виртуальное» видение мира и себя породило и развило до фатальной асимметричности внутреннее разобщение их системы психосоматической защиты.

Стадии протекания терминальной болезни, в первую очередь находят свое более яркое отображение в психизме пациента, а в итоге приводят к неизбежным изменениям его характера. Ряд специалистов, начавших в 60-70-х годах заниматься изучением данного феномена – «последняя болезнь» и всевозможных с ней связанных[x] вопросов, предложили типическую модель стадийного протекания таких болезней.

Согласно их данным (см. список литературы) «психическое состояние человека, заболевшего смертельным недугом, не остается постоянным, а проходит ряд стадий[xi], таких как:

-    стадия 1. «Неприятие»,

-         стадия 2. «Протест»,

-         стадия 3. «Просьба отсрочки»,

-         стадия 4. «Депрессия», нравственные терзания,

-         стадия 5. «Принятие».

Следует оговориться - предлагаемые психологические зарисовки  индивида с самыми средними духовно-интеллектуальными запросами. Кроме того, важным условием является осведомленность больного о своем подлинном диагнозе, хотя это последнее влияет больше на сроки и интенсивность протекания начальных стадий. Равным образом у людей иного, более высокого интеллектуального уровня, более духовного склада, те или иные из этих стадий могут быть и меньшей интенсивности или даже вовсе нивелированы, но практически никогда полностью не устранены. Несомненно, данная стадийность не четко очерчена, в ней много необязательного, зависящего от слишком большого числа внешних и внутренних факторов и особых условий.

Но она позволяет ориентироваться в динамике протекания «последней болезни», находить оптимальный подход к больному.  Она поэтому имеет скорее не теоретическое, а практическое значение. Главное же – на основе знания динамики «последней болезни» мы в состоянии сформировать представление, во-первых, о сравнительных возможностях, уместности, сравнительной оправданности тех или иных лечебных подходов и методов, а во-вторых, увидеть и следующую фазу в терминальной болезни, стоящую между ней и финалом существования организма как единого целого – фазу умирания, уже не болезни и еще не смерти..… Неплохой иллюстрацией к дальнейшему, наверное, смог бы послужить художественный образ подобного больного, воспроизведенный Л.Н. Толстым в его рассказе «Смерть Ивана Ильича».

 Стадия 1 – это стадия отрицания, неприятия трудного факта: «только не Я!», «это -  не у Меня», «это – ошибка». Перед нами человек испытывающий страх потрясения. По интенсивности он сопоставим с ощущением неминуемой опасности физическому состоянию, как это может быть в какой-то экстремальной ситуации. При «последней болезни» однако это ощущение получает существенную протяженность на временной шкале – отсюда столь выраженный негативизм, неприятия: это своего рода амортизация удара, защита от шока и мобилизация всевозможных защитных ресурсов индивида, нравственных и физических. Протяженность во времени у этой стадии, при хронических процессах неагрессивного течения, различна от недель до месяцев – все зависит от психической организации конкретного человека. Говорить о каких-то иных мерах лечения, кроме первостепенно-необходимых, еще трудно, а часто и рано[xii]. На данной стадии больше ищут надежду, ждут надежду и ее только охотно приемлют.

Стадия 2 – протест, негодование, ропот: «ПОЧЕМУ я?!» или «почему не другие, а я?». Протест часто обращен в нескольких направлениях: во-первых, против Бога, судьбы или какого-то иного (в представлении данного  больного), высшего влияния, затем - против ближнего или близких больному людей, наконец - против тех, кто может или пытается как-то вмешаться и помочь. Стадия эта, трудная во всех отношениях, как правило, короткая, по крайней мере, значительно короче предыдущей и у большинства к тому же - чрезвычайно завуалированная. Обычно ее характеризуют как эскалацию протеста или серию вспышек эмоционального негативизма. Очень скоро на смену ей приходит следующая стадия.

Стадия 3 – «не сейчас, еще немного…». Просьба отсрочки и надежда что болезнь еще подождет, что ее развитие может быть растянуто, удлинено. Эта стадия обычно занимает самое длительное время, иногда – годы, но она и представляет собой время, дающее возможности для наиболее продуктивных, плодотворных попыток мобилизации больного на борьбу, на лечение и, как мы постараемся показать далее, это действительно оправданный во всех отношениях промежуток времени для наибольшей эксплуатации всех ресурсов организма - и нравственных, и психических, и физических. К сожалению, свое состояние на данной стадии больные склонны очень сильно вуалировать под всевозможными защитными «масками». Кроме того, многие из таких больных имеют тенденцию их часто менять, и от врача требуется немало внимания и наблюдательности к изменениям в психических проявлениях таких пациентов.

Зато, в качестве компенсации к такой «переменчивости настроений», именно в этом периоде болезни у многих начинают выкристаллизовываться наилучшие черты характера больного человека, в наивысшей степени обостряются его психические способности, восприимчивость и к нравственным позитивным воздействиям и к лечебно-терапевтическим и реабилитационным мероприятиям. Больной получает как бы «второе дыхание». И бывает очень обидно, когда из-за второстепенных неудобств или малозначительных дискомфортных явлений вместо возможностей лечения  предлагается притупляющая чувства и мысли и подавляющая защитные реакции паллиация, часто фактически бессистемная и хаотичная.

начало                                                                                                                                                              окончание